Карел Чутка не слишком спешил. Надвигались теплые сумерки и в данный момент, когда порывистый ветер, недавно раскачивающий верхушки деревьев, притих, в воздухе запахло сеном. Это безусловно доносился запах корма с кроличьей фермы.
В лесу уже наступила тишина. Птицы на ночь угомонились, лишь сорока ещё выдавала пространные сигналы. Кароль прошел лесной дорожкой, которая вела к дому Гниковичей, и повернул к ручейку. У него было два возможных маршрута к бабушкиному дому: через деревенскую площадь или с чёрного входа.
Он размышлял о предстоящей ночи на даче, планировал, как будет нести ночную стражу с Лойзой, как они встретят полночь, сидя у лагерного огня. Ожидание неизведанных ощущений наполняло его сердце радостью. Ведь ночевать лишь вдвоем с мальчиком в карьере и в потёмках, когда все живое прячется до утра - это все-таки многого стоит.
В месте, где ручей пересекал дорожку, мостика не было. Когда - то его переходили по валунам, по ним можно было перескочить на другой берег. Карел Чутка подпрыгнул на первый. Он готовился к следующему прыжку, когда до него донесся сильный всплеск. Ручей обладал своим собственным голосом, это, однако, был тихий и спокойный шёпот, не перекрывавший речь леса и шелест луга.
Он пригнулся, чтобы видеть, что происходит выше по реке. Было ощущение, что кто - то очень бесстрашный маршировал прямо по потоку и ещё старался произвести как можно больше шума. Что за мальчик может так устрашающе хлюпать? А тем более сейчас, когда все бегут на ужин!
Карел Чутка был любознательным, не зря его бабушка расхваливала. Он спрятался в кустарнике, чтобы выскочить из засады, когда мальчик приблизится к дорожке. А если это невзначай кто-нибудь с фермы, то смеху будет на всю следующую неделю.
Плеск усилился. В лесном сумраке показалась темная тень. Кто - то очень маленький. Если бы Карел Чутка, не был уверен на сто процентов, что Честа Потучек в данный момент сидит за тарелкой с кнедликом, он бы поспорил, что это и есть маленький прощелыга, который сует нос не в свое дело. Ну сейчас его как следует попугают.
Нечто приближалось. Было не более чем в десяти шагах от места, где затаился Кароль. Ещё минутка! Вот его уже можно разглядеть между деревьями. Раз, два, три и прыжок…!
Хоп, Кароль очутился прямо перед ним.
Существо не испугалось. Оно прошло еще пару шагов дальше, хлюпая в том же ритме. Только потом остановилось и смотрело. Без движения. Молча. Даже на лице не было никакого выражения.
Он был маленький, возможно ещё меньше Честмира Потучека, может ещё миниатюрней Качены Михалковой. На нем был дождевик. Обычная накидка от дождя, надетая как будто для сильного ливня. При этом за неделю не пролилось ни капли. Это точно не мог быть никто из мальчишек. Они бы не расхаживали посреди ручья в ботах и дождевике.
Малыш стоял на месте и не шевелился. Каролю показалось, что он слышит с другой стороны ручья рычание или бормотание, что-то похожее на приглушенный хохот или сдавленный рев. Но такой тихий, что даже нельзя было сказать точно был он или нет, похоже шумит лес и шелестят колосья пшеницы, нет, скорее жужжит улей на другом конце огорода.
У Кароля Чутки возникло неприятное ощущение. Он все же сказал сам себе: «Не сходи с ума, Карли, ты же космонавт», встал на пути в некотором расстоянии от ребенка и спросил наконец вслух:
«Что ты здесь делаешь? Ну-ка, отвечай!»
Фигурка стояла, не двигаясь, безмолвно.
«Не понимаешь что ли?» воскликнул он снова поэтому.
Вновь ноль реакции. Тишина. Лишь ручей и ветерок, шевелящий листву.
Кароль Чутка вышел из себя. Фермеры наверняка хотели над ним подшутить, для этого подкараулили, переоделись в чучело, а остальные, небось, сейчас еле сдерживают смех. Огляделся вокруг в поисках места, где они могли бы спрятаться, и в ожидании, что еще мгновение и откуда-нибудь из кустарника раздастся хохот Томаша Яначека и Дедича Прохазки.
Ничего. Ни взмаха, ни даже звука. Лишь фигурка сделала движение рукой, словно подзывая его поближе.
Он сделал пару неуверенных шагов. Подходить желания не было. Уже не было такой уверенности посреди сумрачного леса, как прежде. Он знал, что это не мальчики с фермы, и как не ломал голову, не мог сообразить, кто же это мог быть.
«Ишь нашёлся, страшила!» закричал он на существо главным образом, чтобы придать себе смелости.
«Ха-ло»,*1 - услышал он вдруг.
Едва слышное halo. Огляделся по сторонам. Кто же из мальчишек вот так бы качал рукой как в анекдоте и говорил Halo. Очень странный шутник. Кароль пробежал пару метров, отделявших его от незнакомца, собрался с силами и включил тяжелую артиллерию:
«Если ты возомнил, что я тебя испугался, так я тебя не боюсь, держись, а то я за себя не ручаюсь!»
Встал специально вплотную к нему и сказал нарочно угрожающе, так как считал нелишним нагнать страху на чужого мальчишку. Пусть знает, зато местных жителей.
Это не произвело впечатления. Малыш стоял по-прежнему и делал пассы рукой.
«Почему ты постоянно машешь, у тебя что-то с рукой?»
«How do you do?»*2 - произнесла фигурка.
«Что ты сказал?»
«Майда».
«Что за ерунда? А ты случайно не того?» - сказал Кароль Чутка и покрутил указательным пальцем у виска. И для уверенности ещё прибавил: «А может ты из меня дурака делаешь, тогда тебе вообще не поздоровится, мелюзга! Не знаешь, видно, с кем разговариваешь!»
«Ме-люз-га», повторила фигурка.
Чувствовалось, что каждый слог дается малышу с трудом. Так говорят иностранцы, которых заставляют повторять скороговорку про триста тридцать трех серебряных перепелов, перелетающих через триста тридцать три серебряные крыши. И именно эта ассоциация навела Кароля Чутку на идею: это иностранный ребёнок.
В «Интернационале» большей частью проживают иностранцы. Их дети прогуливаются время от времени в сопровождении разряженной няни по деревне, обязательно в комически выглядящих белых чулках, узорчатых брюках, иногда с кожаным поясом, натянутым на декоративный пояс и в широкополой шляпе, как у шерифа полиции.
«Так ты заблудился, правда ведь??» сказал Кароль Чутка с облегчением». И теперь не знаешь, что делать. И ни капельки не боишься даже».
«Ха-ло – мелюзга», сказала фигурка.
У нее был ужасный голос. Звучал, будто рождался не изо рта. Гремел так же, как когда господин Цизлер в гостинице репетировал сеанс чревовещания. Фигурка выговаривала каждый звук протяжно, как-то чудно, подобно тому, как кто-то спит, а потом пробуждается и ещё не совсем очнулся, чтобы понять, где он находится, и все вокруг кажется удивительным. Напряжённый взгляд как у манекена на витрине. Теперь малыш уже не махал рукой, как раньше.
«Шпрехен зи дойч?»*3 - спросила он теперь и Карел Чутка напрягся.
«Дойч?»*4 повторил он? «Taк ты не говоришь по-чешски? Ты знаешь немецкий? Почему ты сразу не сказал, глупыш? Я-то по-немецки не говорю, а раз ты знаешь немецкий, значит наверняка живёшь в гостинице, куда я тебя и отведу».
«Чешский?» произнесла фигурка.
«Нет, по-чешски», отозвался Кароль Чутка и жестикулируя, выдал:: «Я по-чешски..»., тыча себя в грудь». Я говорю по-чешски, потому что я чех. Здесь живут чехи. Ты немец, раз живёшь в Германии, а когда находишься в Чехии, то ночуешь в «Интернационале».
Дитя стояло в ожидании, переминаясь с ноги на ногу, словно не зная, что делать. Кароль Чутка перевел взгляд на его ноги и подумал про себя, что ему должно быть холодно, после прогулки в ботах по ручью, которые совершенно промокли.
Тут он ужаснулся. Аж прикусил губу. Не знал, что и подумать. У этого малого были маленькие ножки, как у мальчонки, возможно еще меньшего размера, а на них ѕ странная обувь. Непохожие ни на что, что Кароль Чутка видел раньше. Имели форму тарелки, на месте подошвы что-то блестело, будто изготовленное из металла. Притом выглядели живыми. То есть ботинки находились в постоянном движении, хотя мальчишка стоял неподвижно. Казалось, что его пятки дышат как рыбы.
Кароль Чутка на мгновение прикрыл глаза. Это было невероятно. Ни одни ботинки на свет не могут быть живыми и дышать как рыба - жабрами. Он опомнился, что уже смеркается, а он топчется у ручья с незнакомой фигуркой. Он мог бы удрать, успеть запрыгнуть в кустарник, он знает здесь каждую тропу. Любопытство, однако, вытеснило страх.
Он снова пригляделся. Дождевик, хотя дождя не было. Бледное, массивное лицо с пухлыми губами. Мальчик казался ярко-красным в сумраке леса. Безжизненные глаза, пустые, ничего не выражающие. Волосы как проволочка. И серьёзное лицо, словно принадлежало кому - то очень древнему, а не ребенку.
Теперь он заговорил. И его голос был уже другим, не то, что перед этим. Говорил отчетливо, то чуть скрипуче, словно голос выходил из дряхлого радио, то на высоких тонах, словно исходил не от мальчика, а от писклявой девчонки, он не совсем правильно произносил слова, правда, уже по-чешски. Слова прямо сыпались изо рта, беспорядочно, и слышалась такая белиберда, что Кароль Чутка не мог ничего понять.
«Майда» или «майде»?
А потом:
«Гурун».
Это он уже слышал. И снова:
«Гурун».
«Что говоришь-то? Что ты плетешь! Ты отбился от своих, но они совсем неподалеку!» сказал снова Кароль Чутка. Чувствовал, что ему нужно что - то предпринимать, не могут же они здесь до бесконечности вот так стоять.
«Где вы живёте?» промолвило создание.
«Ты сначала говорил не по-нашему, я было подумал, что ты не отсюда. То есть, что живешь заграницей. Так это была шутка??»
«Я правильно говорю?» спросила фигурка.
«Ты мне это брось!» вспылил Кароль Чутка». Ты или чокнутый или дурачишься»
«Гурун», сказала фигурка, покачиваясь туда-сюда, лицо все время неподвижно, так что нельзя было узнать, что у неё на уме.
Снова голос, как из допотопного граммофона:
«Столица называется Прага».
Кароля Чутку разобрал смех. Но он сдержался, сейчас было не до смеху. Кароль недоумевал, отчего у иностранного ребенка такое серьезное выражение лица, к тому же стариковское. Мальчик был рад, что не засмеялся. Изо рта карлика в дождевике вырвалась безостановочная тирада слов, одно за другим:
«Столица называется Прага. Не могу ответить, что такое Прага. Мне говорят, что это город. Майдей, Гурун. Моя земля Гурун. Возьмёте меня с собой, пан? Я хочу жить с вами»!
Голос как натянутая пружина. Никто на свет не сумел наговорить столько абсурдных фраз без остановки, не прыснув от смеха. И напустить на себя траурный вид так надолго, иметь при этом влажные боты и комический костюм, на это не способен даже шут короля Вацлава. Этот малыш в международном конкурсе шутников. Но если поднимать на смех Кароля Чутку, то не тут-то было... !
«Не знаешь, что такое Прага?» – не находил он слов от возмущения».Карапуз ты эдакий, будешь тут из меня дурака делать, ты кикимора болотная, пентюх и мордоворот! С Каролем Чуткой еще никто не шутил безнаказанно. Я тебя в бараний рог скручу! Твердолобая чучундра ты, баклан крапчатый»!
Карлик не испугался. Стоял с неподвижным лицом, задавая вопросы по существу:
«Что значит пентюх, мордоворот, чучундра?»
«Не знаешь?» погрозил ему Кароль Чутка и подошел еще ближе, так что теперь стояли чуть ли не нос к носу». Когда тебе выгодно, ты ничего не знаешь. Так ты и про Прагу не знал, пока тебя не обозвали чокнутым»!
Всякому терпению приходит конец. Кароль Чутка мог давно уже вернуться обратно в карьер. Взамен он выслушивал лепет иностранного сорванца. Напоминало сцену из сериала по телевидению. Он решил, что начнет строго допрашивать иностранца. Вытянулся перед фигуркой и сурово спросил:
«Taк, а сейчас кого из себя будем строить? Что ты здесь делаешь?»
«Хочу с вами»!
«Как, со мной?» спросил Кароль Чутка, вновь лишаясь терпения.
«Была бы рада ходить с вами», заявило создание с жабродышащими ножками.
«Taк ты ко всему прочему еще девчонка»! со страхом воскликнул он.
«Я не девчонка», сказала фигурка.
«Что ж тогда ѕ среднего рода?»
«Майдей. Гурун. Я хочу с вами».
«Почему ты мне постоянно выкаешь? Ведь ты маленький, маленькая, маленькое..., » - начать заговариваться Кароль Чутка, гадая, какой род правильнее употребить, - «.Я ведь такой же ребёнок, как и ты».
«Гурун», сказал малыш.
«Это должно быть твоя страна?» спросил Кароль.
«Пожалуйста, пан».
«Ну что на тебя нашло? Какой я тебе пан? Я мальчик. Кароль Чутка, космонавт».
«Я тоже космонавт», промолвила фигурка.
Карел Чутка заколебался.
«Гурун? Отроду такого не слышал, а по географии у меня отлично»
«А в прошлом как эта страна называлась?» спросил он. Подумал про себя, что поскольку Африка плодит новые страны быстрее чем кролик, то наверное такая страна, как Гурун, еше не успела отметиться в географии.
«Я космонавт, ты космонавт».
«В космонавты я только готовлюсь. Как когда кто-нибудь хочет играть за «Славию» или «Спарту», а в футбол играть не умеет. Так и я еще никуда не летал. Пойдем, малыш, отведу тебя в гостиницу. Ты ведь живёшь ведь в «Интернационале»?»
«Нет».
«Неужели. Где ты жил, жила, жило?»
«Иду с вами, в дом. Иду к вашему дому», говорило заблудшее дитё.
«Ну вы подумайте, что говорит! Куда ты хочешь? К нам на дачу? В Космолом Файка? Ты о нем знаешь? Лады, малыш, я тебя туда возьму, выполню эту прихоть, раз ты ни о чем думать больше не можешь. А наутро, всю деревню с ног на голову поднимут. Мамочка тебя будет искать, а когда мы тебя спозаранку доставим к вахтёру, ты так получишь по заднему месту, что еще полгода сесть не сможешь. Я тебя предупредил, так что пойдем!...»
Он решительно перешагнул через ручей. Фигурка, однако, не двигалась. Пришлось вернуться. Сейчас перенесет ее на другой берег, а потом и пальцем не пошевельнет. Больше делать нечего, кроме как нянчиться с потерявшимся мальцом!
Однако, едва коснувшись его реки, сейчас же отдернул свою руку и взглянул на свои пальцы. Словно дотронулись до горячего утюга. Притом рука этого ненормального мальчика была безжизненной, мягкой, холодной, как что-то надувное, резиновая уточка, тюлень, плавательный круг. Одновременно Кароль Чутка ощутил странный зуд. Не было неприятно, скорее странно. Тут он вспомнил, что малыш говорил только что: Я космонавт, ты космонавт.
Дети не бывают космонавтами. Играть в ракету, это да, а по-взаправдашнему летать не горазды... Безусловно, ребёнок живет в гостинице с мамашей. Когда придут домой, то есть к бабушке, она поднимется наверх к пану доктору Шрамкову, он сделает звонок в «Интернациональ» и назовет, куда они со скитальцем должны направиться. Кароль Чутка прославится, про него напишут в газетах, что бедное создание без него заплутало бы в лесу и утопло бы в ручье.
Он отметил необычную походку ребенка. Возможно это из-за странных бот. Держался ребёнок спокойно. Туловище при походке едва двигалось. Лишь вышагивали ножки. Каролю Чутке почудилось, что подле него кто-то крадётся и тут же прогнал это чувство. Каждый ведь при походке ставит ногу на носок ботинка. Кто-то сильнее, кто-то слабее. С этим ребенком по-другому. Медленно двигается, словно гусеничный трактор. Кто на свете еще так будет ходить? Скандинавы? Не за полярным ли кругом находится Гурун? Может быть. Там должно быть круглый год снег, вот они и привыкают ходить на лыжах с раннего детства. Также потом и по земле ходят, как будто на лыжах катятся.
«Тебя зовут Майда?» спросил он, чтобы отвлечься от этих мыслей.
«Майда».
«Меня зовут Карел Чутка, а ты можешь звать меня Кароль».
«Кароль», произнес малыш.
Теперь говорил нормально. Если бы шел еще легко, а не скользящим шагом, было бы всё в порядке.
«Куда мы идем?» спросила фигурка.
«Я иду домой», отозвался Кароль Чутка.
«Зачем?»
«Мне надо взять у бабушки одеяло».
«Что значит одеяло?»
«Покрывало. Чем накрываются».
«Зачем оно?»
«Чтобы накрыться, когда станет холодно».
«Мне сейчас не холодно».
«Мне тоже сейчас не холодно, а ночью будет. Я буду нынче в первый раз спать с Лойзой на нашей даче, знаешь? Самостоятельно, совершенно одни».
«Я хочу на дачу», произнес ребёнок упрямо.
«Ну, я тебя туда отведу. Только заберём одеяло».
«Майда. Гурун», начала вновь выдавать фигурка.
«Послушай, не говори так и все будет нормально. Когда хочешь, так ты можешь быть совершенно нормальным. Не паясничай, а иди. Уже поздно».
«На дачу».
«Хорошо», сказал Кароль Чутка успокаивающим тоном, размышляя тем временем, как отправит бабушку звонить в гостиницу. А ребёнок, словно умел читать мысли, внезапно остановился, дернул Кароля Чутку за рукав и сказал:
«Ты обещаешь?»
«Что обещаю?» спросил изумлённый Кароль.
«Ручаешься, что никому не скажешь ни слова?»
«Какое слово?»
«Слово обо мне».
«O тебе? А почему?»
«Небезопасно».
«В чем же опасность, скажи на милость?»
«Подожду во дворе. Ты идёшь только за одеялом. Ты обещаешь».
«Все равно тебя не понять. Никто тебе ничего не сделает. Бабушка у меня отличная, с ней легко договориться. Она могла бы отвести тебя в гостиницу».
«Туда я не пойду».
«Не глупи, ведь тебя уже разыскивают».
«Не разыскивают».
«Признавайся, ты сбежал?»
«Моя земля Гурун. Я космонавт, ты космонавт, мы космонавт».
«Склонять ты не умеешь. Насчет космонавта это же была шутка».
«Не была», сказал малыш решительно.
Дети остановились перед домиком, в котором на первом этаже жила бабушка Чуткова, а в мансарде – доктор Шрамек. Кароль Чутка немного помялся, прежде чем войти. Ему не хотелось оставлять ребенка на улице одного, когда уже почти стемнело.
«Пообещаешь?» спросила фигурка, как будто принимая какое-то решение.
«Пообещаю», сказал Кароль, в дверях он повернулся и приказал: Никуда не уходи, я сейчас вернусь».
Когда он вернулся, держа пакет с одеялом под мышкой, ребёнок стоял на месте. Снова стоял неподвижно. Каролю на минутку показалось, что увидел над плечами малыша слабое зеленоватое свечение. Такое свечение обычно идет от будильника, а не от плаща от дождя..
Лойза Воженилек ждал ѕ не мог дождаться Кароля Чутку. Он развел огонь, присел на ящичек подле костра, взял в руки вертел из палки, и запекал картошку. Когда послышались шаги, он встал, прищурился, вгляделся в темноту и воскликнул:
«Кто там?»
«Я», сказал Кароль Чутка.
«Пароль»! потребовал Лойза Воженилек.
«Файка», удостоверил свою личность Кароль Чутка.
«Где ты был так долго, человече? Я уж было подумал, что бабушка тебя не отпустила»
Они приблизились к огню. Красноватое пламя осветила фигурку в прозрачном дождевике, казалось, она завернута в целлофановый пакет. Кароль Чутка бросил сверток с одеялом на землю.
«Кого это ты сюда притащил?» спросил Лойза Воженилек и удивленно посмотрел на посетителя.
«А это одна... Это один... Одно..., », Кароль Чутка запнулся.
«Скажи, где – ты подобрал такое пугало? И зачем показал ему дорогу к нашей даче? Ты же знаешь, что это секрет»! упрекнул Лойза Воженилек.
Кароль Чутка не отвечал. Он не знал, как быстро и доступно объяснить, что произошло в дороге. Фигурка в дождевике, однако, выступила сама.
«Зачем это горит?» сказала и указала на огонь.
Приблизилась, как заводная игрушка.
«Что значит зачем горит?» удивились Лойза и Кароль Чутка, который стоял на два шага дальше и за спиной у маленького создания отчаянно жестикулировал своему другу. Дотрагивался до своего лба, показывал руками, чтобы не принимал всерьез, пожимал плечами и мотал головой. Наконец он сказал:
«Ближе не подходи, а то накидка загорится. Это же огонь».
«Почему ты ему говоришь, что это огонь, как будто ему невдомек?» удивился Лойза.
«Может он и не знает».
«Вы меня с ума сведете»!
«Что такое огонь?» продолжал расспрашивать ребёнок.
«Это чтобы картошку печь», сказал Лойза Воженилек резко. Думал, что он удачно пошутил.
«Огонь чтобы печь картошку», повторила фигурка.
«Вы со мной в какую-то игру играете?»
«Это вот Майда», сказал Кароль Чутка совсем не к месту.
«Какая Майда?»
«Такая», промолвил Кароль Чутка, посылая знаки из-за спины фигурки.
«Что это у него с лицом? Или он строит гримасы?»
Малыш стоял у огня и наблюдал за языками пламени. Искра летели на дождевик. Кароль Чутка закричал:
«Отойди подальше, а то загоришься»
«A чего ты так одет? Разве идёт дождь?» спросил Лойза Воженилек.
«Точно, надо снять дождевик», сказал Кароль Чутка и начал помогать ребенку с накидкой.
Лицо малыша вблизи казалось вылепленным из воска. Также волосы имели неестественный блеск. Тут малыш повернулся, впервые взглянул на Лойзу Воженилека и сказал:
«Хочу видеть, как выглядит второй мальчик»!
Он сделал пара шагов по направлению к Лойзе.
Кароль Чутка между тем шел рядом, расстегивая ему на ходу дождевик. Наконец ему это удалось. Лойза Воженилек вскрикнул и бросился бежать. Кароль Чутка остался подле мальчика. Он взглянул на фигурку и от испуга выпустил дождевик из рук. Ребёнок был совершенно голым.